Лаборант вечной жизни, практик теорий Я. Бельбо
Как распоследний конченый кретин,
Застрявший в девяностых силой воли,
Где круг за кругом плакали, кололись,
Но поглощали чистый мескалин,
Где откровеньем были голоса
С одолженной магнитофонной пленки,
И ветхий плеер напрягал силенки,
Чтобы ты мог дослушать до конца,
Вобрать в себя, размазать по нутру
Шероховатость немудрящих строчек
Таких же раздолбаев-одиночек,
Безумных ночью, вялых поутру, -
Ты смотришь черно-белое кино
В четвертый, двадцать пятый или сотый,
Покуда на столе возводит соты
Кофейной кружки треснувшее дно.
Дождь чиркает по небу вкривь и вкось,
Гремит по стеклам черно-белым строем.
И верить в воскресение героев
Так просто, если ставишь на авось.
(c)
Застрявший в девяностых силой воли,
Где круг за кругом плакали, кололись,
Но поглощали чистый мескалин,
Где откровеньем были голоса
С одолженной магнитофонной пленки,
И ветхий плеер напрягал силенки,
Чтобы ты мог дослушать до конца,
Вобрать в себя, размазать по нутру
Шероховатость немудрящих строчек
Таких же раздолбаев-одиночек,
Безумных ночью, вялых поутру, -
Ты смотришь черно-белое кино
В четвертый, двадцать пятый или сотый,
Покуда на столе возводит соты
Кофейной кружки треснувшее дно.
Дождь чиркает по небу вкривь и вкось,
Гремит по стеклам черно-белым строем.
И верить в воскресение героев
Так просто, если ставишь на авось.
(c)