Вилли Вонка в зеркале мифаПишет enty_n:
Меня по-прежнему не попускает от очередного бертоновского творения, а именно от «Чарли и шоколадной фабрики». Пересмотревши фильм целиком и кусками раз этак с десяток, я поняла, почему меня так тянет к такой вариации сюжета Роальда Даля.
Но пока обратимся к рецензии на фильм, изложенной в журнале TotalDVD № 09 (54) за 2005 год.
«Есть что-то пошлое в прямолинейном нравоучительстве, когда один персонаж страдает из-за своих пороков, а другой подробно (да еще в стихах) объясняет, в чем первый был виноват. Если дети-читатели не понимают столь очевидной сути произошедшего сами, то разъяснения до них тоже вряд ли дойдут…»
«...Сохранив далевское «Чарли» в названии ленты, Бертон де-факто сделал главным героем Вилли Вонку – это единственный персонаж, который по ходу действия переживает психологическое превращение. В отличие от Вонки-оригинала, персонаж Деппа – аутичный маньяк, не способный выговорить слово «родители», поскольку его собственный отец плохо с ним обходился. Но если основной проблемой ленты является психопатия Вилли, то почему мы весь фильм смотрим на наказание плохих детей? Оказывается, эти «казни египетские» - лишь сюжетный балласт, отодвигающий кульминацию, в которой Вонка предлагает Чарли остаться с ним и бросить семью. Мало того, сомнительность мотивов Вилли заставляет усомниться и в справедливости придуманных им наказаний. Картина долго выстраивает пошловатую систему нравоучительных кар и объяснительных песен, а потом выбрасывает все это в топку и переходит к не менее пошлому и заезженному психоанализу отношений отца и сына. Явно не образцовое сюжетостроение!»
От как! Разгромили сюжетец, окунули в смолу, вываляли в перьях и оставили сохнуть около позорного столба. Дескать, сказку к сказке, отцов – к детям и «все поделить». С точки зрения сюжетостроения современных фильмов уважаемый автор рецензии прав.
Щас как скажу на всю страну!
Потому что автор не прав с точки зрения европейских легенд о волшебном народце.
Отгрохать такую фабрику обычному человеку, пусть и гению – по силам ли?
Феи – дело тонкое. Они живут в волшебных краях, редко показываются людям, и встреча с ними грозит непредсказуемыми последствиями. Увидеть жилище фэйри изнутри можно лишь в особых случаях, да и то - опасно.
Вонка тоже обитает в волшебном крае шоколада и леденцов, закрытом до поры до времени для жителей обычного мира. Особый случай наступает, когда ему потребовался наследник, и волшебная фабрика открывает ворота («и приподнялся холм на четырех столбах» - попахивает Бельтайном (или Вальпургиевой ночью)). Кстати, о наследнике – Вонка не целиком принадлежит волшебному миру. Дело в том, что волшебный народец часто забирает человеческое дитя к себе, дабы обновить свою стынущую кровь. У Вилли есть обычный земной отец, наш герой - изначально простой ребенок, от которого отказались. (Интересно, почему про маму ничего не сказано? А вдруг она тоже не простых человечьих кровей? Фея? Тогда понятно, почему папашка держал сынка в ежовых рукавицах: просто боялся, что когда-нибудь под полной луной Вилли забудет дорогу домой? – ну это уже так, домыслы пошли). Все знают, что в сердцах сказанное «иди ты к лешему» или «черт бы тебя побрал» может воплотиться буквально – и ребенок уходит с волшебным существом. Вилбур Вонка говорит фактически то же самое, но другими словами. Недаром в фильме, вернувшись ни с чем, маленький Вилли не застает родной дом на месте – ибо мальчик уже принадлежит волшебному миру.
Да, между прочим, а как быть с теми историями, где Серый народец – это маленькие озорные существа? Умпа-лумпы к вашим услугам!
Так что Вилли – это наследник владык волшебного народа. Он не женат, вот ему и нужен преемник.
А эти «казни египетские»? Волшебный мир окружен огромным количеством запретов, которые очень легко нарушить. И тогда гнев маленького народца обрушится на голову неудачника. Превратят в лягушку, нос вытянут до невероятных размеров – мало ли что! Как правило, феи любят учтивых и внимательных. А тот, кто полюбился волшебным существам, обычно бывает щедро награжден. Эквивалентом золота и драгоценностей в нашей истории служат сладости. (Все один к одному. Архетипы рулят повсеместно.)
Уйти в мир фей – значит отречься от семьи, измениться внешне, приготовиться к тому, что пройдет много времени, прежде чем можно будет показаться миру этому.
Да, Вилли хоть и помнит своего отца, тянется к нему, но срабатывает извечное табу – семью забыть! Именно поэтому наш кондитер и не может выговорить слово «родители».
И возвращение Вилли к отцу тоже выдержано в канонах подобных историй.
Пока феи сами не отпустят своего пленника, или не явится проводник, способный вывести его из этого плена – сам человек беспомощен. В фильме таким проводником является маленький бессребреник Чарли (а ведь феи не имеют власти именно над такими детьми). Фактически за руку он приводит Вилли к отцу (возвращает в мир людей). Показательно, что отец признает его не сразу – ведь вернувшихся «с того света», бывает, не узнают тут же.
Да и пожив среди волшебных существ, человек меняется. Он может целиком не принадлежать ни одному из миров. Или он слишком выделяется из толпы, или у него появляются особые таланты, или он легко отныне перемещается между миром людей и миром волшебства. (Ага, Вилли Вонка похож на Томаса Лермонта (или Томаса Рифмача) J).
Так что история Вилли – это всего лишь история человека, похищенного Волшебным народцем и вернувшегося обратно.
И я с легким сердцем ставлю этому фильму оценку «отлично!» И пусть всякие рецензенты поднимают визг и скрежет зубовный – читайте, господа, побольше сказок. Не повредит.
…«Конечно, картошка с капустой нужнее эльфов с драконами»…
ссылка на запись
Вилли Вонка и образ БогаПишет gest:
На самом деле, интерес представляет не очевидность этой религиозной трактовки, а то, как по разному раскрывали тему Вонки-как-Бога изначальная книга, фильм семидесятых годов и новая экранизация Бёртона.
В книге: видно, что Вонка с самого начала знает, что Чарли - этот именно тот, кто ему нужен. Вонка относится к нему не так, как к другим детям. Этим сразу вводится тема догмата о предопределении в западном христианстве, начиная с Блаженного Августина. Много званных, но мало избранных; грешники гибнут из-за своих грехов, но Бог заранее решил, кому суждено сдать экзамен, а кто его провалит.
В первой экранизации: в самом начале Вонка подписывает с детьми договор, который в конечном счёте все нарушают, включая Чарли. По правилам, Чарли теряет право на приз и должен быть выгнан с фабрики - Чарли в слезах признаёт правоту Вонки и отдаёт ему украденную экспериментальную конфету (которую он мог бы продать конкурентам Вонки). Естественно, тут-то он и получает фабрику. Здесь перед нами развитие протестантской богословской мысли - все виновны перед Богом, и по справедливости никто не заслуживает спасения, но Бог, в своём милосердии, прощает тех, кто искренне раскаялся и пришёл к нему.
В новом фильме: Вонка символизирует образ Иисуса в постхристианском контексте. (Слова Вонки "в этом цехе всё съедобно... включая меня" могут служить намёком на каннибальские ассоциации, которые неизбежно вызывают слова Иисуса "ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие".) В этой экранизации присутствует отец Вонки - сумасшедший стоматолог, помешанный на запретах. Сладкое может повредить зубам, поэтому сладкое запрещено. Вонка сбегает от него, но в конце отец опознаёт сына по его безупречным зубам. Отец-деспот - это Бог Ветхого завета, с его любовью к диетическим ограничений и сотнями заповедей на все случаи жизни, шоколад - сама жизнь с её радостями и соблазнами, зубы - душа, единственный по-настоящему безгрешный человек - Иисус, и так далее.
Ещё одно изобретение сценаристов: в книге Вонка сразу забирает на фабрику всю семью Чарли, а в фильме он сначала предлагает Чарли оставить родных. Опять же, как в Новом завете: "Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня". Чарли, будучи нормальным современным мальчиком, отказывается. (Зачем нужно спасение, если не будут спасены мои близкие?) В итоге, Вонка вынужден смириться и пойти на поклон к смертному. Итак, загибаем пальцы: конфликт между суровым Отцом и свободомыслящим Сыном; Сын, оставаясь совершенным, делает выбор в пользу земного несовершенства; Бог сам нуждается людях; спасение одних только избранных этически неприемлемо. Всё это и задаёт вышеупомянутый постхристианский контекст.
***
Далее пунктиром. Опять же, общее мнение, что дети символизируют грехи. Но меня заинтересовал подход авторов последнего фильма... [собственно, именно так тема смертных грехов и проникла в мою бесконечную историю.] В книге четвёрка плохих детей состоит из мальчика-обжоры, девочки-чемпионки по жеванию жевачки, избалованной девочки и мальчика, который целые дни проводит перед телевизором. В фильме они превратились в олицетворения Чревоугодия, Гордыни, Алчности и Зависти (!).
Августус Глуп жрал всё подряд, попытался сожрать весь шоколадный мир Вонки и упал в шоколадную речку.
Виолетта Боригард мечтала всегда быть первой, слопала экспериментальную тянучку и превратилась в раздутый фиолетовый шарик.
Верука Солт упрашивала отца купить ей белку, сортирующую орехи на фабрике - в итоге, белки отсортировали её, признали бракованной и выбросили в помойку.
Компьютерный гений Майк Тиви попытался доказать, что он умнее Вонки, что Вонка не способен эффективно использовать собственные изобретения. Попал в телевизор - в буквальном смысле слова.
Забавно, что Зависть, а не Гордыня, здесь оказывается высшим, дьявольским грехом. ("Ты тот маленький дьявол, который взломал мою систему", - говорит Вонка Майку Тиви.) Мне тогда пришла в голову мысль, что в фильме Бёртона присутствует своя, необычная трактовка смертных грехов - через отношение к Богу и его творению.
С Августусом всё просто - Бог сотворил мир, и мир заслуживает любви, но надо знать в ней меру. ("Я Август Глуп, я люблю шоколад" - "Вот уж не думал, что между нами столько общего!")
Виолетта стремилась стать первой - первой перед Богом, в божьем мире.
Верука пыталась подкупить Бога (может даже купить небесный суд, если считать значимой метафорой белок, сортирующих орехи по качеству).
А вот Майкл Тиви пытался доказать, что он не хуже Бога, даже лучше - "Вы все считаете его гением, а он идиот! Я вам покажу!" Это зависть.
...Унынием было бы отсутствием интереса к Вонке и шоколаду, но такой ребёнок просто бы не попал на фабрику. (В книге Майк Тиви, скорее всего, отвечает именно за этот грех.)
Гнев - это то, что испытывают русские во время просмотра фильма, когда сначала сообщают, что последний пригласительный билет был найден в России, а затем - что он оказался подделкой. Об этом мог бы написать Крылов: русские знают, что Бог не хочет их видеть в раю, пытаются проникнуть туда обманом и подлогом, но Бог Запада всё равно их отвергает. Гнев - отрицание справедливости Божьего суда.
Наконец, Похоть могла бы быть представлена девочкой-католичкой, которая "свунится" по Вонке. "Он такой миииилый! Сладкий Иисус! Ах, ах!"
ссылка на запись